"Мало времени. Я должен умереть. Убить себя. Иначе эта тварь, что ворочается внутри и изменяющимися на глазах руками пишет это письмо... может когда-нибудь убить кого-то из нас... Из людей. Я не прошу помощи. Я не прошу легкой смерти. Я вообще ничего не прошу от прошедшей жизни. Просто расскажите об этом людям. Расскажите о НИХ. Иначе будет поздно... Иначе останутся только ОНИ. И никого больше..."

Из предсмертной записки, найденной Потемкиным И.Г. днем позже в тряпье, надетом на чудовище.

Глава 1. Лекарь.

- Ох, ты ж! - Мужчина, закутанный в тяжелый войлочный плащ, скрывающий более основательное одеяние, остановился и посмотрел сквозь кругляшки стекол плотно сидящих летных очков на запад. - Давно такого не видел!

Все исчезнет. И это - несомненно. Асфальт расползется под натиском травы, здания подточит ветер и дожди, а любые металлические конструкции растворятся в кислотном тумане и осыпятся ржавыми хлопьями, снова питая землю железом. Так же и люди. Если, конечно, не изменятся и не сольются с новой жизнью в гармонии...

Но в это верилось с трудом. Алексей оглянулся. Даже сейчас та самая "новая жизнь" преследовала их с Иваном. Она не видела в них равных. Всего-лишь еду. Много мяса и крови, завернутых в малоприятную, но пропитанную запахами многих тел и от этого намного более яркую резиновую обертку - костюм химической защиты.

- Слышь, Вань. А чего это они остановились? - Иван повернулся, присев на одно колено. АКСУ уверенно лежал на предплечье, готовый в любую секунду скользнуть вверх. Грязные стекла противогаза блеснули, отражая свет выглянувшего из-за туч солнца.

- Да. Странно все это. - Проговорил старший брат. - Обычно эти звери не бросают просто так добычу.

Вертолет медленно поднимался вверх. Гул работающих двигателей и шум лопастей нарушал мнимую тишину, царившую в городе. В мертвом городе... Где давно не летают уже вертолеты... А этот взлетал. Да еще блестел свеженькой устрашающей раскраской.

Он поднялся с разрушенной многоэтажной автостоянки и, резко накренившись, взял курс на запад, быстро удаляясь в сторону заката. Антон, прищурившись, глядел ему в след, как будто знал, что должно произойти далее. И ведь точно! Вертолет, вдруг, будто во что-то воткнулся. Во что-то невидимое в воздухе. Его передняя часть смялась, словно была из картона. Лопасти резко разлетелись в стороны, поломанные, как спички, и могучая летающая машина рухнула куда-то вниз, загораясь и переворачиваясь в воздухе. Куда-то в Москву-реку.

Обтекает нас время, минуя,

Не поймаешь - уже не догнать...

Обнимает нас вечность, рисуя,

То, что нам никогда не понять.

Жаль утраченных лет бывает,

Жаль людей, отставших в пути,

Словно время и вечность знают,

Что нам нужно, чтоб дальше идти...

- А вы, дети, замечали, что настоящее, прошлое и будущее тесно связаны друг с другом? И лишь ветер в тоннелях, где-то зловеще холодный, где-то смертельно опасный, а где-то и приторно-успокаивающий, но от этого не менее смертельный, может об этом поведать. Да часы на Спасской башне, которые по неведомой всем живущим причине отбивают теперь в каждый Новый Год лишь столько ударов, сколько прошло лет после Катастрофы...

- Серег! Ну, Серег! Ты че! - молодой раздосадовано смотрел, как скрывается во тьме тоннеля Шуша. - Ну, нельзя же так! Обидел девчонку и не чешется.

- Да ладно, - махнул рукой Сергей, поджав губы. - Знаем мы, зачем тебе Шуша. Вечно с нее глаз не сводишь. Будто на картину любуешься. Все прелести ее глазами уже облапал.

- Ну, ты это... Полегче! - Молодой отвернулся во тьму, где только что скрылась Шуша, напряженно сжимая кулаки и сопя.

- Ладно, ты... - усмехнулся опять Серега. - Извини. Не хотел твои чувства задевать. Знаем, что ты ее любишь.

- И не люблю вовсе! - взвинтился вновь парень, поворачиваясь к костру и возмущенно смотря на обидчика. - Не люблю! Просто так не поступают!

- "Так не поступают!" - передразнил его Серега, изобразив чересчур надутые губы и раскачивая возмущенно головой. - Ты бы лучше за собой следил. Вон как глаза вылупил, когда она пришла! И заметь, без всякого стеснения. Разве это "просто"? Да это любовь и сама что ни есть настоящая!

"Юность склонна к необдуманным поступкам и в этом ее прелесть, а зрелость определяется осмыслением юности, как одной сплошной глупости. Переломный же момент между двумя этими состояниями проходит практически всегда болезненно, что собственно и подвигает на переосмысление..."

Не известно, кто это сказал, но что-то в этом есть.

- Че уставился, Рыжик? А ну брысь отсюда! Понаехали тут... Жить коренным не дают... - Голос, казалось, пронизывал. Прикручивал невидимыми болтами к земле, и заставлял слушать, что нельзя было сказать о лице старика. Неопределенного возраста, с густой, свалявшейся местами грязной бородой и спутанными выбивающимися из под засаленной шапки волосами. И глазами, пронзительными, с некоторой долей безумства… Лицо странного мужчины вызывало страх. Необъяснимый, еле заметный, тонкой невидимой проволокой опутывающей мальчика. Заставляя его стоять на месте и слушать пространные речи чокнутого. - Выгоняют, выселяют, а потом крошки хлеба не дадут... Да это метро мой дед ещё строил! Отец затем продолжал. Так и остался где-то там... На шпалах. Не, не жить этому народу. Никому не жить. Грядет скоро великая революция. Живые в мертвых превратятся, а мертвые забудут, как покинуть этот грешный мир... Будут скитаться, словно ветер меж таких же безликих и умерших зданий...

«Ад опустел… Все демоны здесь…» Уильям Шекспир.

- Паспорта. - Промычал здоровый детина, почесав свою лысину и глядя куда-то в сторону откровенно скучающим взглядом. Он развалился на мешках с песком, сложенных таким образом, что они образовывали нечто вроде сидения. Двое подростков неопределенного возраста, мальчик и девочка, в недоумении уставились на него, пихая друг друга локтями и не решаясь заговорить.

- Ну, или... - Детина запихал палец в нос, после чего размазал содержимое по одному из мешков, и указал этим самым пальцем на темный тоннель. - Валите, откуда явились.

- Но... - Мальчишка все-таки решился заговорить, делая шаг вперед. Белые, соломой волосы, темная грязная кепка, сдвинутая на бок, просаленная, неопределенного возраста одежда, и синяк, темнеющий под глазом. - Дядя...

- А... Дядя! - Заржали сзади бугая двое с оружием, в данный момент играющие на перевернутом ящике в какую-то игру. - Слышь, Танк, ты у нас дядя! Ну, пацан, ты дал!