Исчезнет с лика Мира человек,

Гордыня – страшный враг...

Поделят боги древних лет

В округе все и вселят страх...

Борей очнется, не спеша,

Вернется к северным ветрам

Суровый дух, скупа душа,

Поможет дальним берегам...

Арочный небесный свод сливался с океаном, огромной темно-синей дугой расстилавшимся с севера на юг. Словно гигантский купол, он накрыл остров и окрестности и своим весом изогнул горизонт. Темные волны Тихого океана перекатывались плавно и шумно, как будто некто наверху раскачивал невероятных размеров чашу, в центре которой и находился родной остров. Шиашкотан же, или Шишка в простонародье, если смотреть с застывшего и еле дымящегося вулкана, больше похожий на большую восьмерку, разлегся между океаном и Охотским морем точно медуза, порожденная Катастрофой. В туманной дымке серого горизонта были различимы еще два острова, пустующих и одиноких.

Монстры существуют. Они прячутся в подвалах зданий, растерзанных войной; скрываются за опорами мостов, причудливо изогнутых взрывами; селятся в церквушках, давно покинутых людьми и богом; с каждым годом медленно заполняют древние катакомбы под некогда великим городом и изредка просачиваются в последний оплот человечества – метро. Они невидимы и неощутимы, пока человеку не придется лично столкнуться с ними. Увидеть ли слишком живую тень в туннеле, испугаться ли красным глазам, померещившимся во тьме, принять ли страшную, обожжённую мужицкую морду за чудовище, или просто позвать. Всякое бывает.

Но монстры медленно и уверенно проникают в жизни простых смертных, находя жертвы среди самых незащищенных – детей. Ведь это им обиднее и страшнее всего в послевоенном мире, где царствует первобытный мрак, и затхлый воздух не успевает очищаться фильтрами, напоминая вонь из склепа, в котором некуда закапывать трупы. Ведь именно дети намного чувствительнее взрослых, которым, казалось, жизнь надоела уже навсегда, и они похоронили ее там, наверху, вместе со смертью.

Глава 3.

Мир теней и машин агрессивных,

Рассвет Мертвых и диких зверей,

И людей совсем глупых, наивных,

Снизошедших до стрел и камней.

Мир, безумия полный и страха,

Мир упадка, отсталости, тьмы,

Человек человеку тут плаха,

И смерть скорая возле стены.

Голиафы мыслительной силы,

Что создали божественный дом,

Остальных чумою скосили,

На костях теперь выстроен сон…

***

Антон сломался. Он не чувствовал себя таким беспомощным с того момента, когда его жалкого, мокрого и без сил, но наполненного знаниями предшественников, извлекли из камеры ускоренного роста. Биоин был испуган и дезориентирован. Не смотря на ясное понимание происходящего, – репликам еще в капсуле роста внедряли информационную матрицу предшественников, – он не мог говорить и самостоятельно двигаться. Абсолютно все мышцы приходилось тренировать заново. Тогда еще молодого, двадцатилетнего и только что рожденного Власова поместили в изолированную «детскую» и возились с ним не меньше месяца, пока молодой человек учился управлять мышцами и говорить, применять весь объем знаний и опыта, который впихнули в голову новоиспеченному Шестьсот Первому. С проекции на стене с Власовым постоянно разговаривал молодой человек, учил правильно произносить буквы, складывать в слова, пока лицевые мышцы не усвоили весь набор движений. Далее начались силовые тренировки. Антон заново учился управлять мышцами: ходить, бегать, плавать, координировать движения. И постепенно юноша обрел, наконец, власть над телом. Странно оказалось осознавать, что он все это знает и умеет, но почему-то ничего не получается. Так же и с электронным интерфейсом. Ни с первого, ни со второго раза ничего не вышло. Даже когда биоина начали вводить в курс его непосредственной работы – знакомые схемы и модели ДНК никак не связывались воедино. Целостность информации оставалась за гранью понимания, пока он сам не вник в суть вещей. И лишь когда новоиспеченный молодой человек был подготовлен полностью, Антона выпустили в общий мир. Но и тогда асоциальный образ жизни ввел его в глубокую депрессию. К встрече с обществом он готов не был. И затворился внутри себя на долгое время. Дом-комната – работа, и ничего больше. Только со временем чувство одиночества развеялось, знакомство с сотрудниками позволило обрести немногочисленных знакомых, и Власов начал постигать окружающий мир с его развлечениями.

Бог одинок, не ведает людей,

Завистливо подглядывая сверху,

Сидит среди людских теней

И отмеряет век за веком веху…

А дети разгулялись по миру,

Творят и тварей, и себе подобных,

И научились уже тут, внизу,

Превозносить себя над Богом...

***

– Зои Каплан, Девять-Три-Девять, принадлежность к сектору «Б», Атланта, – механический голос ИИ окутывал сознание, которое билось в страхе глубоко внутри и не хотело задействовать другие чувства. Тело сопротивлялось «рождению»: руки и ноги не желали шевелиться, глаза отказывались открываться, каждая клеточка девушки чувствовала холод, и ее сотрясала мелкая дрожь. Лишь синтезированный голос монотонно говорил внутри, прорывая тугую глухоту еще не успевших окрепнуть барабанных перепонок. – Проверка рожденного материала.

Ну и для эксперимента, выкладываю первую главу пишущегося романа-антиутопии. Если пойдет, то буду выкладывать и дальше. Элементы постапокалисиса будут присутствовать в дальнейшем... (И не требуйте чаще одной главы в месяц - это невозможно)

Тик... – жизнь твоя миг!

Так... – всего-лишь пустяк.

Тик... – застыл в горле крик.

Так... – ну вот и обмяк...

Тик-тик. Так-так.

Идешь ты сквозь мрак.

Тик-так. Тик-так.

Миг – и ты враг...

Детская считалочка. Если б знать еще, кто такие дети.

Глава 1.

– Пип-пиииип… Пип-пиииип… Пип-пиииип… Доброе утро, биоин Власов, – голосовой интерфейс КИРЫ кого угодно выдернет из цепких объятий сна. – Семь тридцать.

Как ни хотел Антон еще понежиться в постели – нельзя. Через минуту искусственный интеллект уберет кровать в пол, и ему неважно – лежит на нем человек или нет.

Исчезнет с лика Мира человек,

Гордыня – страшный враг...

Поделят боги древних лет

В округе все и вселят страх...

Борей очнется, не спеша,

Вернется к северным ветрам

Суровый дух, скупа душа,

Поможет дальним берегам...

Арочный небесный свод сливался с океаном, огромной темно-синей дугой расстилавшимся с севера на юг. Словно гигантский купол, он накрыл остров и окрестности и своим весом изогнул горизонт. Темные волны Тихого океана перекатывались плавно и шумно, как будто некто наверху раскачивал невероятных размеров чашу, в центре которой и находился родной остров. Шиашкотан же, или Шишка в простонародье, если смотреть с застывшего и еле дымящегося вулкана, больше похожий на большую восьмерку, разлегся между океаном и Охотским морем точно медуза, порожденная Катастрофой. В туманной дымке серого горизонта были различимы еще два острова, пустующих и одиноких.

Она всегда где-то рядом. Блуждает тихим ветром в темных туннелях, мягко касаясь плеч, отчего холод пробирает до костей. Несется с толпой обезумевших прокаженных бубонной чумой на баррикады здоровых, а потом считает друзей, погибших от огрызающегося пламенем огнемета. И тихо потирает руки, когда чума неведомо каким образом проникает в обитель живых.

Она вот уже двадцать лет гуляет по пустому городу наверху, дружески похлопывает по плечу злобную тварь и с радостью открывает объятия новому другу-сталкеру, идущему в капкан затаившегося монстра, когда душа не в силах уже цепляться за умирающее тело.

Она везде и рядом со всеми. Вчера заглянула к тринадцатилетней Машеньке, соседке, и поздоровалась… Температура подскочила, и накатила слабость. Бедный ребенок, бедная мама. Бегала всю ночь в поисках лекарства. Даже на соседнюю станцию успела сходить. Доктора привести. Но тщетно – Павел Семёнович ясно сказал, что здесь нужны антибиотики, а они закончились очень давно… И давно же их не приносили сталкеры: рядом с метро все аптеки вычистили и даже пыль протерли.