ГЛАВА 15: КАБИНЕТ

Восьмое октября. Семьдесят второй день с начала вымирания

Мы до сих пор здесь, в стенах комплекса. Теперь нас стало семеро, но… но не знаю, надолго ли это.

ДЕНЬ СЕМЬДЕСЯТ ВТОРОЙ

Слух о том, что мы сегодня отбываем, проворной змейкой заполз в каждый дом. В восемь утра мы присели на дорожку, мысленно попрощались с Ириной квартирой и в последний раз проехали по тросу над пропастью. На крыше у Лёхи собралось много народу: все пришли проводить нас. И даже тот бородатый мужчина был там, хотя вчера уже попрощался с нами. Кто-то давал всяческую приятную, запоминающуюся или просто полезную мелочь в дорогу. Кто-то же просто жал руки и желал добраться без приключений. Бородатый выдал Лёхе ещё одну упаковку жаропонижающего порошка и даже небольшой контейнер малинового варенья. С лица Лёха выглядел неважно: весь бледный, как простыня, красный нос и синяки под глазами.

Без пятнадцати девять бородатый мужчина отправился выполнять отвлекающий выстрел, а мы спустились вниз и стали ждать заветного хлопка.

— А если Они отсюда не услышат? — вдруг встрепенулась Кристина, — Далеко же!

— Ну… Будем надеяться, что Они в этом плане как голуби, — ответил Лёха.

— В смысле?

— Все же голубей кормили когда-нибудь?

Мы закивали. Оживлённее всех кивала маленькая Юля, жадно глядя на Лёху в ожидании продолжения истории.

— Вот так сидишь, кормишь одного, кидаешь одну крошку, другую, он клюёт, клюёт и клюёт. Потом приходит второй голубь и присоединяется к нему. Потом третий, четвёртый. И вот уже, откуда ни возьмись, к тебе летит целая стая, доселе кормившаяся где-то в глубине парка. И как, спрашивается, они узнали, что ты тут сидишь и занимаешься голубиной благотворительностью? Наверное, есть какой-то особый механизм у птиц — я не орнитолог, не знаю. Но могу предположить, что это цепная реакция: один ест здесь, рядом с тобой, второй в десяти шагах отсюда видит это и присоединяется. Третий видит, что второй куда-то полетел, и смекает, что где-то там, куда он направился, кормят. И так по цепочке до этой самой стаи. На самом деле, я часто за Ними наблюдал: что ещё делать, когда сидишь один дома, а за окном — Они? Так вот: ведут Они себя ну точь-в-точь как животные или птицы — ничего человеческого в Них не осталось. А порой так сидишь и задумываешься: что это вообще за напасть такая? Вирус какой-то или что? Если вирус, то откуда он взял…

Вдалеке раздался глухой хлопок. Мы затихли, в уме отсчитывая установленные тридцать секунд. По их истечении Лёха выглянул на улицу и бросил через плечо хриплое:

— Чисто!

Мы вышли. Минивен стоял вплотную к подъезду. Закинув рюкзаки в салон, мы расселись по сиденьям. За рулём был Сергей. Он завёл мотор, и мы выехали на дорогу. Сзади хлопнул ещё один выстрел, словно последний прощальный салют, провожавший нас в дальний путь. Я бросил беглый взгляд на девятиэтажки, на стоявшие рядом маленькие здания, связанные друг с другом паутиной канатов и тросов, по которой мы путешествовали туда-сюда чуть ли не каждый день. И странным образом не почувствовал абсолютно ничего.

Ехали мы тем же маршрутом, которым я добирался до дома Иры. Кругом был уже привычный глазам пейзаж: битые тачки, бредущие по тротуарам монстры, вынесенные витрины магазинов и, конечно, кровь. Она была везде: на асфальте, стенах зданий и даже на дорожных знаках, точно по городу прошёлся пьяный маляр и расплескал красную краску везде, где ему не повезло потерять равновесие.

Если бы выезд с кольца на шоссе не был завален автомобилями, нам бы не пришлось проезжать мимо «Радуги». Однако мы повернули налево, в сторону моего дома, и сердце у меня в груди заколотилось чаще. Было тихо: ни людей, ни монстров — никого. Пока комплекс проплывал в рамке ветрового стекла, я думал: кто сейчас там, внутри? Сколько их? До сих пор ли там обитают те автоматчики или кто-нибудь выдворил их оттуда?

Мои размышления оборвал визг тормозов и удар о спинку сиденья впереди. Сергей остановился, увидев расстеленные поперёк дороги шипы, изготовленные из полос толстой кожи и гвоздей. Выйдя из тачки, чтобы убрать препятствие с дороги, мы увидели человека на крыше. Поначалу он просто глядел на нас, потом посмотрел через бинокль, а после — бросил его и побежал куда-то, скрывшись из виду.

— Надо ехать, — сказал я.

— Думаешь, это они?

— Не знаю. Но надо уматывать. Быстро.

Здание выглядело почти как прежде: вместо парадного входа — ничем не заделанная дыра, неподалёку на газоне — могила пузатого мужчины с крестом из берёзовых веток, а из-за угла, с другой стороны, виднеются передние бампера полицейских УАЗиков. Оттуда же и показался тот человек с крыши. Он бежал к нам, размахивал руками и что-то кричал. Это было моё имя.

— Костян! — сказал Аркадий, остановившись возле нас, упёрся руками в колени и принялся переводить дыхание.

Краем глаза я заметил, как Сергей выхватил пистолет и вопросительно поглядывал то на меня, то на Лёху.

— Всё нормально, — сказал я.

— Костян! Давно-то как, а? Живой! Какими судьбами?

— Да вот, уезжаем. Зима скоро, в городе холодно бу…

— Ох, блин, подъезжайте, проходите внутрь — чё это я? Давайте, давайте!

— Ты… один?

— Нет. Да. Ну да, один вообще, да.

Из минивена вышли все. Ира сначала не узнала Аркадия, но потом расплылась в улыбке.

— О, привет!

— Ирка! Приве-ет, привет! Нифига себе! Если честно, не думал, что вы ещё встретитесь. Молодцы! Ладно, давайте, пошли внутрь!

Многозначительно переглянувшись, мы без слов согласились с тем, что небольшая остановка на чашку чая в тихом и спокойном местечке нам не повредит. Сергей подогнал машину ко входу, а мы уже пешком последовали за Аркадием.

— Вы где вообще были-то? — спрашивал он по пути.

— Помнишь, где Ирин дом?

— Ага, да, да.

— Вот там.

— Нифига себе! И всё время на квартире торчали?

— Нет. Соседние многоэтажки канатами связали и по крышам двигались туда-сюда.

— Ого… Круто!

— А ты?

— Что?

— Ты тут был? Всё это время?

— Я-то? Да, ага, так и сижу. Один. А что? Всё есть, всё под боком, твари вокруг не ходят — что ещё надо?

— Ну а эти… с автоматами-то, помнишь? Они ушли куда-то или как? А народ из кинотеатра?

— А, я поубивал всех, — совершенно спокойно ответил Аркадий, но через несколько мгновений поправился, — Не, не, не, не всех! Только этих, с автоматами, уроды долбанные. А народ из кинотеатра… Они ушли. Просто ушли. Приходили другие люди, но и они уходили.

Мы поднялись на второй этаж, Аркадий проводил нас в фудкорт и усадил за столик.

— У меня это… только консервы остались. И сухари. Ничего?

— Да нам бы попить только, — ответил я, вопросительно глянув на остальных. Все кивнули.

— Ага. Ага. Ладно, сейчас будет попить.

Аркадий скрылся в кухне одного из ресторанчиков. «Радуга» внутри тоже выглядела по-старому: чистота и порядок, за исключением разбитых витрин у некоторых магазинов и многочисленных следов от пуль в полу, стенах и стёклах.

— Это тот парень, про которого ты рассказывал? — шёпотом спрашивал Лёха.

— Ага.

— У которого девчонку… того?

— Да.

— Странный он какой-то, — сказала Ира.

— Да вроде такой же. Мы тоже, наверное, странными стали, если сравнивать нас теперешних и, скажем, нас год назад.

— Нет, я не про то. Он как будто… не знаю.

Аркадий вернулся с охапкой бутылок и шестью пластиковыми стаканчиками.

— Так, есть кола, минералка, пиво, энергетики, коньяк… не смотрите, что коньяк в пластиковой бутылке — он нормальный, хороший даже. Кому что?

После того, как мы по очереди сделали заказ, прямо как в настоящем ресторане, Аркадий наполнил стаканы. Потом мы сидели, говорили, в который раз пересказывая свои истории выживания. Аркадий в основном молчал, всё больше интересуясь нами и на вопросы о себе отделываясь лишь односложными ответами. Из того немногого, что он поведал, я понял, что после моего бегства с крыши он сидел там ещё день. Потом спустился, освободил людей в кинотеатре от автоматчиков и оставшихся внутри монстров. А после они в разное время покинули «Радугу», и он остался один.

— А с Ангелиной что? И с её мамой?

— Умерли. Погибли. Там случай был: мы ехали и… Не хочу, короче, об этом говорить.

Я понял и больше не спрашивал.

Рассказав ему о нашем пункте назначения, мы предложили ему поехать с нами. У него загорелись глаза. Он сказал, что мигом соберётся и что если в минивене мало места — он может поехать в полицейской машине следом, чтобы никому не мешать. Мы ответили, что места хватит всем, а после он чуть ли не вприпрыжку отправился упаковывать вещи.

— Я в туалет бы сгонял. Не проводишь? — спросил Лёха. Аркадий согласился и увлёк его за собой.

Мы разговорились о том, есть ли всё-таки смысл брать с собой ещё одну машину. Ведь это не только средство передвижения, но и запасные бензобаки, да и в принципе весьма полезный ресурс.

— Бензина тогда больше надо будет, — говорил Сергей, — Две тачки, получается, нужно будет заправлять.

— Ну и что? Два машины круче, чем одна, в любом случае, — отвечала Кристина.

— Кстати, да: если одна вдруг сломается, другая…

Прогремел выстрел. Потом ещё один, и ещё, и ещё. На протяжении нескольких долгих секунд мы сидели за столом и были обездвижены смертельным испугом. Первой нашлась Кристина: вскочила и побежала на звук. За нею бросился Сергей, потом — мы с Ирой.

Дверь в кабинет администратора была открыта. У порога лежал Лёха, зажимая кровоточащую рану на животе, и дёргал ногами. Увидев нас, он, точно собрав остатки своих сил и жизненной энергии, прокричал:

— Машина!!!

Я выхватил пистолет и кинулся к запасному выходу. Дверь, ведущая к нему со второго этажа, была распахнута настежь, а внизу слышались удаляющиеся шаги. Слетев по лестнице, я выбежал на улицу и увидел, как Аркадий садится за руль нашей тачки и поворачивает ключ, который Сергей по страшной глупости оставил в замке. Я выстрелил ему вслед раз, два, три — бесполезно. Наша машина с нашими вещами со свистом и рёвом уехала прочь.

Когда я возвратился внутрь, Лёха лежал на том же месте в администраторской. Рядом была Кристина, зажимавшая ножевые ранения на Лёхином животе и на правой руке. Сергей стоял за дверью, обнимал и успокаивал маленькую Юлю. А Ира сидела в кабинете у окна и пыталась освободить прикованную к батарее Ангелину. В кабинете стоял отвратительный запах: пахло трупом, плесенью и рвотой. В дальнем углу лежало бездыханное, изуродованное тело Ангелининой матери, а стены были вдоль и поперёк вымазаны кровью.

— Твою налево… — вырвалось у меня.

— Догнал его? — спросила Кристина.

— Нет.

— Он уехал?!

— Да.

— С вещами?

— Да.

— Ё-моё. Где тут аптечка может быть?

— Не знаю.

— Ищи! Нет! Стой! Тащи коньяк тот! Да! Надо рану облить.

Я сгонял в фудкорт и принёс пластиковую бутылку с остатками коньяка. Кристина вырвала её из моих рук и вылила на Лёхину рану, а после — остатками капнула на запястья. Лёха заорал.

— Тихо, тихо, — говорила Кристина.

Ангелина была без сознания и совершенно голая сидела под единственным в кабинете окном, опершись спиной на стену. Её было не узнать: тело было истощено настолько, что сквозь кожу на руках и ногах просвечивался каждый сустав. На бёдрах, икрах, ступнях и ладонях были раны, напоминавшие засечки, оставляемые путешественниками на деревьях для ориентирования в лесу.

— Как она? — спросил я.

— Не знаю. Живая вроде, — ответила Ира, — То ли спит, то ли в отключке. Господи, смотри, что он с ней сделал!

— Ир, ты не видела тут аптечку?

— Свинья!

— Я говорю: аптечку не видела?

— Да нет, не видела!

Я стал рыскать по кабинету и нашёл груду медикаментов в ящике письменного стола. Вытащив его, я принёс всё Кристине, и она тяжело вздохнула.

— Нужна игла ещё. И нить. Раны надо зашивать.

Я вернулся к столу и вытряхнул остальные ящики. В одном из них нашлась игла и моток чёрных ниток.

— Есть! — крикнул я и вручил Кристине находку.

Она подержала иглу над огнём, вымочила нить в капельках коньяка, оставшихся на донышке бутылки.

— Блин, я такое только в кино видела, — сказала она и стала зашивать Лёху, как порванную мягкую игрушку. Я не мог смотреть на это и вернулся к Ире, чтобы помочь освободить Ангелину. Ключи от наручников мы отыскали в той же куче, где нашлись игла и нить.

— Скотина, блин! — говорила Ира.

Мы отстегнули её и укрыли своей верхней одеждой. В кабинет вошёл Сергей, прикрывая ладонью глаза дочери.

— Он тачку угнал? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— И как теперь ехать?

— Не знаю. Нихрена не знаю.

Кристина говорит, что Лёхе нельзя кашлять: швы на животе могут разойтись. Но он не может. У него поднялась температура до тридцати девяти и восьми, пару раз он приходил в сознание и пытался что-то нам сказать, но когда он делал это, то снова заходился кашлем. Ангелина пришла в себя, но говорить тоже пока не может. А мы… мы до сих пор здесь. Снаружи стемнело, так что ехать придётся завтра. Похоже, нас теперь семеро, но не думаю, что Лёха сможет продолжить путь с нами.