Молодой и красивый. Раз

Все надоело. Ну, вот бывает такое состояние, когда ничего не удовлетворяет.

Иду по улице и злюсь сам на себя, должен же, что-то испытывать, что-то типа кайфа, но его нет. У меня красивая квартира, евроремнт, дача, дорогая машина, не менее дорогая подружка, в общем — живинехочу! Но нет, покоя в душе. И это меня злит.

Да и работа, вроде, отличная. В смысле сидишь, ничего не делаешь, а зарплата капает, плюс бонус за безделье получаешь. По идее же, вот оно — счастье. Красив, молод, умен, все, что нужно для жизни есть. Однако чего-то, все-таки, нет. Чего-то важного. И, из-за того, что этого нет, нет и покоя в душе.

Сутки назад, швыряясь деньгами на право и налево, лежали на мягких диванах в дорогом клубе. Вокруг нас бегала толпа девок. Дорогие коктейли текли реками, морями и океанами. Под занавес одна из этих девок, прямо там, на диване, сделала качественный минет. Я закатил глаза и все… занавес, титры и темный покой.

Однако нет. Все равно — покой был секундный. Утром все по новой.

И живешь все время в таком вот бредовом состоянии.

Так в чем же дело? Ведь есть ВСЕ, что хотел! И всего этого добился САМ!

Вот так я шел по Московским улицам и злился, а рядом шел мой знакомый, которого по привычке я называю другом. Тут в Москве нет друзей, тут только знакомые, которые связываются между собой, какими ни будь интересами.

Знакомый в слух рассуждал, куда бы съездить отдохнуть, в Турцию или в Швецию?

Восток или запад?

Я вернулся домой, и посмотрел на свое несчастное, хмурое лицо. В свои грустные глаза. И мне так стало плохо от всего этого маразма (какого именно я не могу объяснить, так как не знаю, а потому, стало еще хуже), что захотелось, как минимум повеситься.

Хоть садись на голый кафельный пол и вой.

Пожалейте меня! Только я сам не знаю, что я хочу услышать, и от чего меня надо спасать и выручать.

Молодой и красивый. Два

На высотку мы поднимались почти неделю. Вши заели так, что к почесухе просто привыкли, и когда выдавалась свободная минутка, все привычно запускали руки под форму и давили там наиболее прожорливых насекомых.

Штурм начался семь суток назад. После первого дня боя, в нашем взводе было минус офицер и один пулеметчик. На второй день отстал взвод тяжелого вооружения, и, оставшись без огневой поддержки, мы снова ринулись к пику высотки.

На третий день, вызывая артиллерийскую и авиационную поддержку, провалялись в грязи, вжимаясь в глубину наскоро вырытых окопов, а осколки 122 мм снарядов чирикали над головой.

Четвертый день. Стремительный бросок к передовым окопам духов. В рукопашной схватке получили ранения три человека. К вечеру окопы стали нашими и пятый день мы ждали подкрепления, отбивая контр атаки.

На шестой день, вместе с подкреплением, выровняли наши позиции, и сутки обстреливали вершину высотки. И вот он, долгожданный седьмой день, когда наши «цепочки» и «ниточки» вышли на вершину, а враг трусливо бежал вниз по другому склону.

К нам подошел командир роты, и приказал отдыхать, два дня нас трогать никто не будет.

Третья и четвертые роты пойдут через наши позиции, и будут выбивать «духов» со следующей высотки.

Удачи вам браточки. У нас в десанте каждый не друг, а брат, и это навсегда. Они за меня кого угодно порвут, а я за них.

Ну, вот и вечер. Я сижу, облокотившись о ствол дерева.

Холодно. Под задницей лежит РД. В руке дымится «Мальборо», которую я вытащил из разгрузки мертвого боевика. Рядом лежит верный АКС, с пристегнутым магазинов в котором набит «коктейль» из бронебойно-зажигательных, трассов и Псов.

Рядом сел наш снайпер и протянул металлическую кружку с дымящимся кофе. В напитке БЫЛ сахар!!!

Снайпер улыбнулся и достал плитку шоколада. Ну, это вообще шикарно!

Однако приятные сюрпризы не закончились.

Наш второй номер, который что-то копошился возле застывших на бруствере трупов боевиков, победоносно взмахнул рукой, в которой была зажата трофейная фляга.

— Коньяк!!! — радостно крикнул он.

Я улыбаюсь. Вот это я понимаю — комфорт. Большего счастья придумать нельзя. Высотку мы взяли, и трофеи ого-го какие! Кофе, сигареты, шоколад и коньяк! Лучшего счастья просто не бывает.